Европейское единство нужно Берлину не против России, а чтобы обрести опору для реформы ЕС, избежав обвинений в строительстве «четвертого рейха»

Еще недавно Берлин был политической провинцией. Сегодня столица Германии становится местом, где вершится судьба Европы. Резкие перемены в отношениях с Россией — один из компонентов процесса.

Пять лет назад, в мае 2010 года федеральный президент Хорст Келер, годом ранее переизбранный на второй срок, внезапно ушел в отставку. Глава государства упомянул в радиоинтервью, что военные операции далеко от своих границ (как в Афганистане) нужны еще и потому, что Германия — экспортная держава и должна защищать свои экономические интересы, например свободу торговых путей. Разразилась буря. После Второй мировой войны немцам запретили рассуждать о собственных интересах, и уж точно немыслимо было допустить, что их можно защищать военными средствами.

Сейчас атмосфера иная. Об интересах Германии упоминать все еще не принято. Но канцлер, министр обороны, министр иностранных дел и теперешний президент говорят о «новой ответственности» и активной позиции по всем фронтам. Мысль о том, что Европа — это продолжение Германии, не звучит явно, но подразумевается.

Слово «геополитика», до недавнего времени исключительно бранное, осторожно возвращается в лексикон.

За пять лет, вместивших в себя долговой кризис и украинский обвал, стало понятно, что, во-первых, в Европе не осталось дееспособных держав, кроме Германии, во-вторых, закат европейской интеграции ударит прежде всего по ней, основному бенефициару единого рынка и валюты. И «новая ответственность» — это ответственность за собственное благополучие, которое больше не получится обеспечить отдельно. Из-за зловещей истории первой половины ХХ века открыто объявить себя лидером Европы Германия не может и не хочет. Поэтому в ход идут эвфемизмы, например, «Держава в центре» — так называется только что вышедшая книга видного историка и политолога Херфрида Мюнклера.

Это не возвращение в прошлое, а его сильно переработанное и дополненное издание. Переосмысление традиционной геополитики с учетом опыта постмодерна. Взгляд тоже сквозь призму географии («в центре» — и в центре континента, и в центре событий). Но вместо налета мистицизма («народный дух», а то и «жизненное пространство») — миф либеральной Европы «без аннексий и контрибуций», живущей другими нормами и интересами.

Мюнклер пишет, что такая «держава в центре» преуспеет только в условиях мира, к сползанию в воинственное минувшее она не готова и этого страшно боится. Отсюда болезненная реакция на российские действия 2014 года. Присоединение Крыма, война на востоке Украины разрушают образ упорядоченной Европы без военной силы, в которой Германия видела свое безоблачное будущее. Результат — рост отчуждения от Москвы, разрушение «восточной политики» (бизнес и стабильные отношения с Россией прежде всего), но и желание любой ценой установить какой-нибудь мир.

Эрозия европейской конструкции требует решительных действий именно от Германии — больше не от кого. Европейское единство нужно Берлину не против России, а чтобы обрести опору для реформы Евросоюза, избежав лавины обвинений в строительстве «четвертого рейха». Но для этого придется отказаться от прошлых привилегий, которыми вправе пользоваться «страна-кошелек» (прежняя роль Германии), но не может позволить себе лидер.

Главная из них — особые отношения с Россией. Тем более что в условиях упадка европейских грандов роль необходимого партнера-противовеса Германии переходит к Польше, которая всегда опасалась «сговора» Москвы и Берлина.

Выход на политическую авансцену дается Германии с трудом. Меняется вся привычная система координат.

Берлин не может больше выполнять функцию всеобщего примирителя — ответственность требует жестких шагов.

Франция — давний партнер — теряет вес. Юг Европы теперь считает Германию не благодетелем, а кровососом. Историческое примирение с Россией как будто выдохлось. Нестабильны и отношения с США, где новое германское лидерство воспринимают не без настороженности, да и вообще, как выяснилось из откровений Сноудена, союзнику в полной мере не доверяли.

Новое самоощущение Германии — сочетание прагматизма, укорененного в мощном индустриальном фундаменте, и чувства (не выражаемого открыто) морального превосходства. Оно возникло «от противного» — из успешного и искреннего преодоления невероятно позорного и ужасного прошлого. Важнейший элемент — стойкий пацифизм, отвержение военной силы как инструмента. Впрочем, упомянутая книга Мюнклера заканчивается красноречиво — неизвестно, позволят ли Германии обстоятельства придерживаться сугубо мирного подхода…

Фото Reuters